Оксана Кальченко — художница, которая довольно хорошо известна в пермском арт-сообществе и за его пределами. В том числе и потому, что некоторые проекты, в которых она участвует, ориентированы на взаимодействие с разными аудиториями — от людей старшего возраста до детей с особенностями развития. Однако при этом её творчество как таковое (хотя ни слово «творчество», ни слово «искусство» ей особо не нравится) ориентировано скорее внутрь себя, чем вовне, оно рефлексивно и заточено под исследование личностных глубин, в которых могут жить детские фобии, архетипы и причины многочисленных тревог непонятной природы.

Проект «Сон с открытыми глазами» — первая персональная выставка Оксаны Кальченко, и для нас ценно, что она проходит именно в ЦГК, которому традиционно важно раскрывать и поддерживать пермских авторов. Предыдущим проектом Оксаны в ЦГК была выставка под названием «Детское» (она создавалась в соавторстве с художницей под псевдонимом О. Лучик), и те мотивы, которые в полную силу проявились в её очередном проекте, уже тогда в значительной мере легли в основу выставочной концепции. Тогда, в преддверии открытия, Оксана рассказала интернет-журналу «Звезда» о своём детстве, и уже на том этапе в её рассказе превалировали сомнамбулические мотивы, в ключевых воспоминаниях сон было невозможно отделить от яви, а реально происходившие события — от выдуманных или навеянных ложной памятью:

В детстве Оксана была уверена, что способна парить над землёй, и, хотя она оговаривается «может быть, это был какой-то сон или наваждение», кажется, она до сих пор не исключает, что именно так оно и было. Тем более, что сны тогда действительно перетекали в реальность: ей снилось, что игрушки перемещаются сами по себе, а затем родители реально инсценировали их «исход», чтобы проучить дочь за неубранную комнату.

По прошествии лет, по мере взросления, визуальные образы становились более откровенными и изощрёнными, контекст окружающей реальности, порождающей фантомы — более жёстким и травмирующим, но ощущение дереализации, неразрывной связи иллюзорного и физического мира, так и осталось с ней. А в последние годы даже актуализировалось — как и для многих из нас, сновидение стало для художницы способом побега и обретения внутреннего покоя, потому что так называемую реальность — неприглядную и часто уродливую — стало решительно невозможно выносить.

Сну родственно (если не физиологически, то хотя бы в субъективном плане) и состояние обморока — тем более, что в обмороке тоже возможны сновидения. Это состояние тоже становится предметом художественной рефлексии Оксаны, хотя и не сказать, что это свободный выбор: в последнее время она относительно часто падает в обморок: буквально последний такой случай и послужил толчком для того, чтобы этот выставочный проект окончательно оформился. Обморок — это всегда про непонятное, он внезапен, он не даёт возможности проконтролировать собственные ощущения и собственное тело, он вносит дополнительную сумятицу в повседневное течение жизни, границы восприятия в которой и без того размыты и до болезненности истончены. И если в медицинском плане проблему обморока можно и нужно разложить на составляющие и в конечном итоге разрешить, то в плане экзистенциального опыта это состояние исследовать куда сложнее.

В том числе и поэтому Оксана вовлекает нас в это исследование, в котором, как и в обморочном, бредовом или сомнамбулическом состоянии, не существует правил и границ, но существует лишь субъективное ощущение. Проект «Сон с открытыми глазами» представляет собой воронку, в которую зритель последовательно втягивается, проходя сквозь три тотальные инсталляции. Возможно, что этот расплывчатый совместный опыт окажется нам полезен в плане понимания того, как адекватнее воспринимать действительность, из которой всё время хочется убежать в сновиденческий мир или забыться в обмороке. Но в любом случае, чувственный опыт ради чувственного опыта — это тоже очень и очень немало.

Открытие выставки. Фото — Сергей Оборин

Это начало трёхчастного путешествия. В целом, объекты и материалы в каждой из комнат подобраны без какой-либо чёткой логики: Оксана говорит, что каждый отдельно взятый предмет не важен сам по себе, важно лишь общее состояние «размытости», которое они транслируют, когда оказываются сконцентрированы в одном пространстве. Голубая комната, по словам художницы — воплощённое ощущение обморока. Как и само это состояние, комната создаёт ощущение двойственности (один из её центров — фонтанчик, призванный привлекать птиц, соседствует здесь с шипами, основная функция которых — отгонять их), а на передний план выходят архетипические сюжеты знакомых всем нам сновидений вроде выпадающих зубов. Однако эти сюжеты, равно как и само состояние обморока, ассоциируются ещё и с уязвимостью: зубы, например, выпадают во сне в те периоды, когда в сознании происходят фундаментальные перемены — и тогда восприятие истончается, вследствие чего ощущаешь себя как никогда беззащитным в мире, который кажется враждебным как никогда. Об этой же хрупкости и болезненной уязвимости говорят и другие объекты, и детали комнаты: образы синяков, уже упомянутых шипов, а также слёз, о которых напоминает даже журчание фонтана, или разбитого зеркала.

Бордовая комната — воплощение припадка, состояния, родственного обмороку в плане утраты контроля над собой, но куда более опасному, остро переживаемому и травмирующему. В бордовой комнате находится «многоножка», которая была создана для другой выставки, но окончательно воплотить замысел Оксане удалось именно здесь. «Многоножка» (сама по себе вполне явно отсылающая к дурным снам) и есть сердце выставки, но в атмосфере всеобщей «размытости» и этот факт теряет своё формальное значение. Тем не менее, именно она «задаёт тон всей комнате», поскольку в этом образе сконцентрировано состояние тревоги, ослабленного контроля над собственным телом, нервных конвульсий и бессмысленного движения: многочисленные ноги могут беспрестанно дёргаться, причём без всякого толка, оставаясь при этом на месте. Туфли, которые можно заметить в этой комнате, оставлены здесь как будто для того, чтобы их надеть (этому ничто не препятствует), но проблема в том, что их три штуки: реализовать эту возможность полностью никогда нельзя, что только добавляет ощущения дискомфорта и неуюта.

Эта часть сновиденческого путешествия — обманка, здесь многие вещи не то, чем они кажутся, даже внешний вид дивана вступает в противоречие с тактильными ощущениями, детская игрушка из масс-маркета пожирает детей вместо того, чтобы становиться им другом, зеркало наблюдает за тем, кто смотри в него, и всё запутывается окончательно.

По замыслу художницы, путешествие от голубой комнаты к чёрной и становится той затягивающей воронкой, в которой чем дальше, тем больше усиливается ощущение погружения в сон. Сон этот оказывается кошмарным, что парадоксально: сама художница поняла это уже постфактум, по отзывам знакомых и друзей, хотя её хаотические и часто бессюжетные видеозарисовки вовсе не виделись ей мрачными или гнетущими. Однако дело и не в «мрачности», её здесь действительно нет — а вот ощущение «размытости», как смысловой, так и визуальной и образной, достигает своего пика. Сон, из которого трудно выбраться, если не научиться управлять собой внутри сновидения и не приложить значимое усилие воли. Если для этого усилия вообще найдутся причины.